Львиная доля

Каноническая завязка любой поездки: красные заспанные глаза, терпкий чай и плацкартная романтика очередей в туалет. Я приезжаю во Львов на поезде под песни «Океана Ельзи» — полвагона знает слова. В голове – завышенные ожидания и воображаемые картины Львова как концентрации антирусских настроений: кажется, спросишь на улице, как пройти к ратуше, а в ответ как минимум: «чемодан-вокзал-Москва», о максимуме думать не хочется. Я поселяюсь на улице Леси Украинки, рядом Оперный театр, площадь Рынок – центрее уже некуда; во внутреннем дворике дома убийственный покой: кошки ходят по перилам, сонные старухи развешивают белье. После контрастного душа ночного переезда – самый настоящий парадайз, в котором так и хочется остаться, но через минуту – с радостью передумываешь.

Львов – это современный Вавилон, он был в составе Австрии, Польши, Венгрии, пока наконец не стал частью (как мягко выразилась энциклопедия) СССР, затем – Украины. Город мучился и кровоточил, менял названия (до 1918 года Львов именовался Лембергом) и переживал войны. Если чаще смотреть наверх, то здесь и готика, и ренессанс, и арт-деко, и классицизм; Львов похож на все европейские столицы стразу. Победивший космополитизм. История здесь – живая, соборы и костёлы стоят как покорные пациенты в ожидании очередных посетителей.


Львов, вид с ратуши  

Моему временному гиду Руслану – 28, он работает экскурсоводом меньше года, до этого – скитался по Европе и откровенно бездельничал. Он легко переходит с украинского на русский, пока мы поднимаемся на смотровую площадку львовской ратуши. Руслан рассказывает, что часам на башне больше ста лет, и каждые 15 минут они бьют, как говорят львовяне, «кватранс». У них особый механизм, который для удобства хотели заменить на электронный. Жители не дали. «Существует легенда: когда механизм сломался, палата Львова решила нанять специального человека, который бы вручную каждую четверть часа выбивал бы кватранс». Верна легенда или придумана, Руслан не знает, одно верно: часы на Ратуше – символ Львова, такой же, как Биг Бен для Лондона. Допустили бы власти остановку Биг Бена? Думаю, нет.

Ненависть к «москалям» — любимый львовский экспортный предрассудок. Туристов пугают расправами, в лучшем случае – словесными, туристы – верят. На самом деле интеллигентный Львов по-деревенски гостеприимен: дорогу вам наверняка подскажут, снисходительно улыбнувшись, на украинском, но ведь подскажут же!



На улице и в такси играет русская попса, слова предательски помнишь наизусть. Однако к сожалению, миф находит подтверждения: не так давно в городе переименовали сразу несколько знаковых улиц. Улица Лермонтова стала носить имя Джохара Дудаева, улица Тургенева — Героев УПА, скоро планируется переименовать улицу Некрасова в улицу Василия Кука, последнего командира УПА.

Говорят, во Львове люди рождаются, чтобы прокатиться на трамвае, помолиться Деве Марии и выпить каву. Трамвай – самый лучший способ знакомства с городом в режиме слайд-шоу. Я выбираю старый чешский вагон: едет вразвалочку, окна пыльные; проезд – менее гривны. Маршрут № 2 идет через весь центр: костёл Лазаря, Головпочтамт, проспект Свободы, Латинский кафедральный собор, площадь Рынок.



Я выхожу на Лычаковской, иду пешком до некрополя. Происходи это ночью (такие экскурсии действительно проводятся) – точь-в-точь американский «мрачный» туризм: что-то вроде посещения разрушенного Нового Орлеана. По дороге к кладбищу я прохожу мимо мединститута и морга. Не по себе.



Лычаковское кладбище в 1991 году стало историко-мемориальным заповедником, фактически – тихим, образцово-показательным музеем под открытым небом, ценным собранием могильных скульптур. Здесь тяжелая аура, в моменты – физически ощутимая. Я смотрю на плиты: даты жизни с трудом укладываются в сознании; самое старое надгробие датируется 1786 годом. Чаще всех встречаются польские склепы как дань западной традиции хоронить всех членов семьи в одном месте. Присоединяюсь к группе туристов (не могу больше находится одна), экскурсовод рассказывает катастрофическую для современной истории кладбищенскую историю.



В середине прошлого века Львовский магистрат издал норму, по которой на погосте была установлена камнедробилка. Эта машина бессердечно перемалывала памятники и надгробия, превращая их в строительный материал – мелкие камни – которым посыпали аллеи и дорожки и из которого впоследствии были построены центральные ворота Лычакова. Такая учесть – укор династии и потомкам: уничтожали только те могилы, за которыми никто не ухаживал более четверти века.



Львов любит пить и умеет пить: речь о кофе. В советском общепите, да и в массовом сознании существовало два вида кофе: черный и с молоком. Львовяне же давно знают, чем латте отличается от глясе и какая пенка должна быть у капучино: история города как история кофеен – это не гордая выдумка.



Кофе во Львове – социальный и языковой феномен. Здесь кофейни называют «кнайпами» (хотя дословный перевод с немецкого — пивная), чашечку кофе – «филижанкою», а «запрошують на кавусю» как на свидание. Львовский лексикон ласкает слух. Сложно поверить, что кофе знали тут не всегда: сначала было пиво, которое популяризировали местные монахи. Они экспериментировали, отбирали лучшие рецепты; пиво варили даже за городом. Когда Львов со всей Галичиной попал под власть Австрии, сюда массово начали завозить кофе. Двести лет – не срок для истории; кофе, как гласят легенды, появилось во Львове гораздо раньше: все они повествуют о смельчаках, привезших зерна с собой то ли из турецкого плена, то ли после Венской битвы – теперь уже не разберешь.



Во Львове поздний вечер. Говорю спасибо австрийцам – с их подачи в городе стали строить кофейни и утвердилась романтическая культура пития. Сегодня кофе не повод, а цель: я в поисках злачного места. Выбираю «Итальянский дворик»; говорят, здесь проходили первые акустические концерты группы «Океана Ельзи», говорят, национальная гордость Вакарчук наведывался сюда по два раза на день на свидания. Говорят, с кофе. Здесь трудно поверить, что вообще-то это Украина. Дом построен в стиле ренессанс, образец канонический: колонны, арки, балконы-переходы, приятное эхо от стука каблучков и внутренний двор, в котором и располагается кнайпа. Официант что-то спрашивает на украинском, понимает мою безнадежность, улыбается, но на русский не переходит. Я тыкаю пальцем в меню – и мне приносят «Кава по-Львiвськи». «Дворик» заполнен, город шумит. Я как будто в фильме с клиповым монтажем, люди-характеры: львовяне, как и все славянские люди, не боятся физического контакта; я даже завидую щедрости объятий мужчин в костюмах, которые, встречая друзей, по-европейски целуют воздух. Студенты – с молескинами, дамы – с собачками, здесь сегодня как будто весь город. Мне не хочется уходить, здесь все так, как рассказывали восторженные интернет-форумы, здесь есть атмосфера.



Городские кав’ярни как урок географии: легендарная «Синя пляшка» — это название первой австрийской кофейни, открытой львовянином Францом Кульчицким в Вене. Фактически он был первым кофейным продюсером, львовяне помнят это, в меню кав’ярен запросто можно встретить названные в его честь кофейные напитки. Я специально изучала блоги, забивала мозги чужими эмоциями. Все пишут: если пить кофе, то только в «Синей пляшке». Заведение трудно найти, вроде как это главный львовский десерт; для тех, кто справился – это маленькое, личное открытие. В кофейне сыро, горят свечи (ухоженный европейский подвал), играет Брегович и атмосфера францев-фердинандов. Я удивляюсь тому, что кнайпа заполнена, ну если так можно выразиться: заняты четыре столика из пяти; официант подмигивает и говорит, что вечерами в заведение выстраиваются очереди. Интерьер будто собран по чердакам и антресолям. Какие-то нелепые вешалки, старинные часы, чашки как отбросы сервизов: ни одной похожей. Заказываю кофе по-польски, пока его готовят, мне меньше всего хочется работать писателем и подмечать детали. На меня находит обычная львовская лень, не зря говорят, что жители «убивают» в кнайпах дни, переходя из одной в другую и буквально напиваясь кофе. Здесь, пожалуй, чувствуешь ту самую культуру table-talks; разговоры – как философия и стиль жизни. Кофе по-польски – очередная дань космополитизму; еще немного — и почувствуешь себя белым эмигрантом в Париже: заиграла Эдит Пиаф. Маленькие шрихи к портрету: «Синя пляшка» — для тех, у кого на полке стоит фильм «Мои черничные ночи». Баристы, может, и не хранят ключи как в кино, но здесь в это бездумно хочется поверить. Породистая кофейня.



Я поднимаюсь на Замковую гору по лестнице с пятью сотнями ступенек, на перилах – надписи, что-то вроде вариаций на тему «смерть москалям»; прохожу мимо телевышки, которая так портит открыточные виды. Я смотрю на пару тысяч памятников архитектуры (энциклопедия не врет) и слегка устаю от словесной суматохи туристов, желающих сняться на фоне. Перехожу на другую сторону смотровой площадки и вижу Львов, о котором не пишут в путеводителях: скучные застройки окраин, уродливые шоссейные развязки – необаятельный городской придаток. Возвращаюсь обратно: толпа схлынула. Мне нравится такое грустное расставание на бегу; не хочется, чтобы привычка, как у классика, стала заменой счастью. До отправления моего поезда – 5 часов.
Как говорят во Львове, як має бути.

Львов – опытный соблазнитель, жители живо заявляют: если вам не понравился Львов, значит вы здесь не были. То ли это от осознания собственной исключительности, что присуще скорее столичным жителям, то ли от передозировки памятников-возбудителей на квадратный километр.



Если охарактеризовать Львов одним словом, то слово это – шляхетность, в переводе означающее то ли «дворянство», то ли «благородство», впрочем, всё хуже оригинала. В украинском лексиконе появилось лет триста назад. Шляхетность – это сочный букет эпитетов; брезгливый антоним плебейству; а если говорить понятнее, то снобство в лучших проявлениях. Так и есть: во Львове все как будто с карикатурно раздутой претензией на аутентичность и собственный почерк. Як має бути.

Во Львове необязательно придерживаться утомительного маршрута и рекомендаций путеводителей: здесь каждый дом как памятник истории. Если устанете – не сидите на скучных скамейках, выбирайте трамвай с самым долгим маршрутом и посмотрите на город через мутное окно.



2010 год.

Автор — tabletalks. Фото автора.